Москва в 1932 году
«Московская хроника» Бертольта Брехта.
Бертольд Брехт (1898-1956) – немецкий поэт, прозаик, драматург, теоретик театра – несколько раз бывал в Москве. Московские впечатления отразились в его стихах, «Трудовом журнале», письмах, дневниках. Ему представилась редкая для иностранца возможность увидеть и сравнить Москву начала 1930-х годов, довоенного времени и середины 1950-х годов. Основным мотивом высказываний Брехта о советской столице являются строки, написанные 30 мая 1941 года: «Дни в Москве стали для меня необычайно ценными».1. Именно здесь этот замечательный художник XX века нашел подтверждение своим мыслям о путях переустройства мира.
С именем Брехта связаны многие места в городе. Так, в 1932 году он приехал сюда по приглашению московских кинематографистов после недавней премьеры фильма З. Дудова «Куле Вампе», снятого по брехтовскому сценарию. В дневнике, который вел в то время Брехт, есть раздел под названием «Путешествие по Москве», где рассказывается, как писатели, режиссеры С. М. Третьяков, Б. Райх, А. Е. Лацис, Э. Пискатор встречали гостя на вокзале, фотографов; как Брехт ездил по городу с Третьяковым, побывал в городе, посетил Мавзолей Ленина и музей «Подпольная типография 1905-1906 годов», посетил московских знакомых, посмотрел спектакль «Турандот» в театре Вахтангова. Но, пожалуй, самым приятным для Брехта было посещение Камерного театра, где А. Я. Таиров поставил «Оперу нищего» по мотивам «Трёхгрошовой оперы». Премьера состоялась в конце января 1930 года. Этот спектакль стал первым опытом освоения не только знаменитой пьесы, но и драматургии Брехта в целом на советской сцене.
В 1935 году он снова приехал в Москву и пробыл в городе более двух месяцев. К тому времени столица стала одним из центров немецкой антифашистской эмиграции. Здесь жили писатели И. Бехер, Э. Вейнерт, А. Курелла, режиссер Э. Пискатор, многие актеры и музыканты. В честь Брехта устроили концерт в клубе Э. Тельмана. Клуб тогда располагался в здании, примыкающем к Театру Революции. Следует отметить, что в ходе этого визита Брехт встретился не только с представителями советской творческой интеллигенции (С. И. Кирсановым, С. М. Третьяковым, М. Е. Кольцовым, Н. П. Охлопковым), но и с руководителями Коминтерна – Б. Куном и В. Г. Кнориным.
Встреча Брехта с Москвой в мае 1941 года оказалась печальной. Он чувствовал, как зловеще накаляется политическая атмосфера в Европе, знал также об опасности, которая грозила антифашистской семье, тем более что его жена, известная актриса Елена Вайгель, была еврейкой. И Брехт решает переехать в Америку. Дорога туда лежала через Москву. Профессор Б. Райх так описывал временное пристанище Брехта в гостинице «Метрополь»: «Типичный номер представляет собой высокую, просторную, великолепную комнату. Повсюду разбросано множество коробок, пакетов, чемоданов разных размеров и стилей. В кресле-качалке спокойно покачивается мальчик с серьезным выражением лица. Это Стеф, сын Брехта. Маленькая дочка Барбара уютно устроилась в углу. Гелио (Хелена Вейгель. — ЛС) в этот момент она достала что-то из чемодана и накрыла стол какой-то скатертью… Брехт сидел за столом и курил. Я посмотрел и подумал: «Ни дать, ни взять – семья мигранта»2.
Последний раз Бертольд Брехт посещал Москву в мае 1955 года, незадолго до своей смерти. Фактически, только теперь он почувствовал, что его по-настоящему признали в Советском Союзе. Ведь все предыдущие визиты в Москву, кроме чувства искренней благодарности, оставили в его душе еще и горечь: по причинам, о которых мы поговорим позже, его творчество почти не привлекало внимания советских литературных критиков и режиссеров. Критики о нем молчали, и пьесы не доходили до сцены, за исключением упомянутой выше таировской постановки. Однако в 1955 году Москва, словно компенсируя былое невнимание, оказала Брехту официальные почести: в Кремле ему торжественно вручили Ленинскую премию «За укрепление мира между народами».
И в дни своего последнего пребывания в Москве Брехт охотно посещал театры, пытаясь понять, насколько верны были местные режиссеры традиции К. С. Станиславского, сравнивая увиденное с разработанной им теорией эпического театра. Он откровенно не принимал спектаклей, отличавшихся жалким натурализмом, грубым пафосом или мещанской интимностью, потому что в таких постановках «нет и следа мысли Станиславского о естественности и правде». Но необыкновенно яркое впечатление произвела на него постановка А. Н. Островского «Теплое сердце» во МХАТе. В «Рабочем журнале» Брехт писал, что с «большим удовольствием» смотрел пьесу, в которой «раскрылось все величие Станиславского».3. А. Н. Грибов, исполнявший роль Хлынова, мог, по мнению Брехта, блестяще сыграть Пунтилу (персонаж комедии «Господин Путила и его слуга Матти»). Постановка театра Маяковского «Ванна» показалась ему удачной и притом прекрасно сыгранной актерами, достигшими того эффекта отчуждения, к созданию которого, как считал Брехт, должен стремиться новый неаристотелевский «эпический» театр. Смысл приема, порождающего эффект отчуждения, должен внушить зрителю аналитическую позицию по отношению к тому, что представлено на сцене. «Удалить событие или персонаж — значит, прежде всего, просто лишить событие или персонаж всего самоочевидного, известного, очевидного и возбудить удивление и любопытство по поводу этого события». Отчуждаться, указывает Брехт, значит представлять события и характеры как нечто историческое, преходящее: «Благодаря этому зритель приобретает новую позицию в театре. По отношению к образам человеческой жизни он приобретает теперь ту же позицию, которую занимает человек нашего века по отношению к природе. Даже в театре он будет воспринимать мир с позиции великого реформатора, способного вмешиваться в процессы природы и социальные процессы, который не только воспринимает мир, но и совершенствует его. Театр больше не пытается опьянить зрителя, наделить его иллюзиями, заставить его забыть собственный мир, примириться с собственной судьбой. Теперь театр открывает для него мир».4.
Бертольд Брехт сказал: «Мышление на уровне катарсиса хуже, чем вульгарное невежество». Он был глубоко убежден, что театр должен научить человека мыслить самостоятельно, вникать в суть происходящих событий, делать выводы из увиденного и услышанного. Обращаясь к эффекту отчуждения, Брехт доказывает зрителю: ничто никогда не дается навсегда, нерушимо, мир не только способен измениться, но и должен трансформироваться.
Находясь в Москве, мастер не ограничивался изучением репертуара театра, а стремился увидеть все стороны жизни города, понять его многогранный образ, интересуясь не столько древними памятниками и архитектурными ансамблями, сколько социальными событиями. перемены, происходящие в столице Страны Советов, признаки обновления. Он оставил зарисовки своих впечатлений от Красной площади в часы праздничной демонстрации, станций московского метрополитена, а в 1955 году описал в “Рабочем журнале” свои чувства, вызванные видом нового здания университета: “весёлый” . здание» на Ленинских горах с «большими линиями и красивыми деталями» стало «знаком Москвы издалека», при этом никакие фотографии не способны уловить и передать его истинный образ, оно настолько «неакадемично, словно построено для искусства», «в которые однажды войдут науки».
И все же не внешний вид Москвы, а ее архитектура была для Брехта главным. Человек в городе будущего (а именно такой город представлялся ему советской столицей) – вот что действительно привлекало художника, всегда отличавшегося общественной активностью. Слова центрального героя пьесы «Святой Иоанн Бойни» полностью раскрывают позицию самого автора:
Не волнуйся, что, покинув этот мир,
Ты сам был хорош, но о
оставить мир ради тебя
Хороший!
(Перевод С.М. Третьякова)
Для Брехта молодая Республика Советов стала символом новой, лучшей, стремящейся к совершенству, которую он назвал «родиной разума» в стихотворении «Перейдя черту Советского Союза».5. Здесь, по его мнению, впервые попытались создать состояние счастья. Естественно, Брехт смотрел на Москву под определенным углом, отмечая прежде всего изменение внешнего вида трудящихся, и в 1932 году записал в дневнике, что на улицах города появился поразительный свободный, независимый вид рабочих, «Выглядят вполне нормально», а не так, как их изображают в Европе. Писатель радовался возрождению, обновлению человека. Ему хотелось верить, что в Москве внутри жили раскрепощенные, свободные, гордые люди, преодолевшие в себе рабскую покорность, обладающие чувством собственного достоинства. Позже, в стихотворении «Великий Октябрь», посвященном двадцатилетию Октябрьской революции, он скажет: «В Москве, знаменитой столице всех рабочих, каждый год по Красной площади движется нескончаемый поток победителей»…
0 Комментариев